88 лет назад было принято постановление ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». Начало массовой «коллективизации», по сути своей являвшейся умышленным раскрестьяниванием всего сельского населения СССР.
Сталинская коллективизация, механизм и последствия которой до сих пор не получили должного историко-правового осмысления, стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 г. Выдающийся русский мыслитель и правовед И.А.
Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба.
Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного крестьянина».
Источник: ГА РФ. Ф. Р-9414. Oп.1. Д. 1944. Л. 17-25.
Ильин совершенно справедливо указал на главные отличительные признаки экономической системы советского государства, окончательно сформировавшиеся именно в период сталинской коллективизации: «С самого своего водворения в России коммунистическая власть взялась за отучение русского крестьянина (и русского человека вообще) от личной предприимчивости и частной собственности Произошло невиданное в истории: государственная власть стала насаждать нищету, гасить хозяйственную инициативу народа, воспрещать личную самодеятельность, отнимать у народа веру в честный труд и искоренять в нем волю к самовложению в природу и культуру».
Однако бессмысленные и невиданные, с точки зрения мыслителя, действия власти, на самом деле, имели глубокий смысл и внутреннюю логику. Причины и характер беспрецедентной в истории ХХ века трагедии 1932–1933 гг.
, которую чаще всего называют «голодомором», невозможно понять без должной оценки социально-политических процессов, происходивших в Советском Союзе накануне и во время коллективизации. В 1918–1926 гг.
в стране сформировался новый господствующий класс, удерживавший политическую власть и обеспечивавший свое привилегированное положение при помощи диктатуры одной партии и репрессий. Этот класс бюрократии Коммунистической партии (к 1930–1932 – примерно 150 тыс.
человек), в который входили руководители (секретари) партийных организаций, работники центрального аппарата и органов управления ВКП(б), а также руководители карательных органов государственной безопасности. В результате продовольственных кризисов 1927–1928 гг.
стало очевидно, что сосуществование свободного предпринимателя, в первую очередь производителя продовольствия, и номенклатуры ВКП(б) – невозможно. Свободный предприниматель всегда бы представлял угрозу для столичных большевиков своей способностью определять положение дел на продовольственном рынке, оказывая решающее влияние на снабжение городов. И.
Сталину, в отличие от Н.Бухарина, в 1928 г. стало понятно: «советская власть» повисла на волоске, ее надо спасать решительно и немедленно. После 1928 г.
дальнейшее удержание власти номенклатурой и ее физическое самосохранение были возможны только при условии создания такой системы производства, в основу которой был бы положен принудительный труд бесправного советского населения. Сохранение любых иных форм экономических взаимоотношений неизбежно бы укрепляло позиции и влияние в стране свободных предпринимателей. В конце концов, предприниматель бы вытеснил коммунистов из экономической и политической жизни. Номенклатура была бы отстранена от власти – с неизбежной персональной ответственностью за социалистический эксперимент и совершенные после 1917 г. преступления, с непредсказуемыми для многих активных членов Коммунистической партии последствиями.
Крестьянин, будучи материально независимым от большевиков, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Не стал бы он безропотно и даром трудиться в интересах сталинской номенклатуры.
Следовательно, крестьянин – свободный производитель товарного хлеба и сельскохозяйственной продукции – подлежал либо превращению в прикрепленного к земле и госпредприятию батрака, либо уничтожению.При этом национальность крестьянина не играла никакой роли.
Объектом репрессий во время коллективизации должна была стать не национальная, а социальная группа, независимо от географических или региональных границ.
Главная причина коллективизации, в первую очередь, заключалась в стремлении высшей номенклатуры ВКП(б) во главе со Сталиным ликвидировать потенциальную опасность со стороны свободного крестьянина-производителя и создать систему государственной эксплуатации трудоспособного населения – фактически, государственного рабства – ради сохранения своего господствующего положения в России, завоеванной большевиками в годы Гражданской войны.
В СССР к 1929 г. проживали примерно 154 млн. человек, из которых не менее 130 млн. составляли крестьяне. К 1932 г. большевики загнали в коллективные хозяйства, ставшие государственными предприятиями по принудительной обработке земли и производству сельскохозяйственной продукции, 61,5 % крестьянских дворов, а к 1937 г. – 93 %. 5 января 1930 г.
ЦК ВКП(б) вынес постановление, согласно которому коллективизации подлежало «огромное большинство крестьянских хозяйств». 15 января решением Политбюро была образована спецкомиссия во главе с секретарем ЦК В.Молотовым, в которую вошли около тридцати представителей номенклатуры ВКП(б), советских учреждений и центрального аппарата ОГПУ.
Комиссия Молотова разработала конкретные предложения по «ликвидации кулачества», сводившиеся к следующему: 1) Отмена действия закона об аренде и применении наемного труда – тем самым у «кулаков» ликвидировалась экономическая основа их хозяйства.
Они больше не могли пользоваться собственным земельным наделом («аренда») и нанимать односельчан для его обработки («наемный труд»);
2) Насильственное изъятие собственности: орудий производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельхозпродукции (мельниц и пр.), продовольственных, фуражных и семенных запасов;
3) Все «кулацкое население» разбивалось на три категории. Отнесенные ОГПУ и местным совпартактивом к I категории(«контрреволюционный актив») – этапировались в концлагеря или подлежали расстрелу; отнесённые ко II категории – депортировались в отдаленные местности СССР; отнесенные к III категории – выселялись за пределы колхоза, проводившего раскулачивание.
30 января 1930 г. предложения комиссии Молотова были оформлены секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), ставшего одним из самых важных документов по подготовке и проведению коллективизации. По 1-й категории планировалось этапировать в концлагеря или расстрелять 60 тыс. человек, по 2-й категории планировалось депортировать на север СССР, в Сибирь, на Урал, в Казахстан 245 тыс.
человек. При депортации несчастным оставлялись лишь «самые необходимые предметы домашнего обихода, элементарные средства производства» (топор, лопата), «минимум продовольствия». Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 р. (т.е. в среднем менее 100 р. на человека, меньше месячной зарплаты).
Отобранная у крестьян собственность поступала в фонды колхозов, часть конфискованного получало государство в качестве «возмещения долгов от кулачества». Дома «кулаков» превращались в избы-читальни, помещения сельсоветов, деревенские клубы. На колхозы возлагалась ответственность за засев «кулацкого» земельного надела и сдачу государству соответствующего количества сельхозпродукции.
Конфискации подлежали и все вклады «кулаков» в сберкассах. Политбюро приняло решения о закрытии сельских церквей и молитвенных домов, об увеличении штатов ОГПУ и войск ОГПУ, о запрете «кулакам» свободно переселяться из района проживания и распродавать свое имущество, о выделении спецэшелонов для этапирования спецпереселенцев к местам депортации.
Вышеперечисленные мероприятия коснулись первоначально зерновых районов, а затем территории всей страны.
В надежде добыть пропитание крестьяне устремились в города. Но 22 января 1933 г. было издано подписанное И.Сталиным и В.Молотовым распоряжение, которое предписывало местным властям и в, частности, ОГПУ запретить «всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города.
После ареста „контрреволюционных элементов“ других беглецов надлежит вернуть на прежнее жительство».
В этом распоряжении ситуация объяснялась следующим образом: «Центральный комитет и Правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян организован врагами Советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской власти вообще».
Во всех областях, пораженных голодом, продажа железнодорожных билетов была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 г. в донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц были задержаны 219 460 человек в ходе операций, предназначенных ограничить массовое бегство крестьян в города. 186 588 человек были возвращены на места проживания, многие арестованы и осуждены.
Докладная записка ОГПУ о высланных кулаках 2-й категории от 9 февраля 1931 года
«….За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в городе кто-то займется их отпрысками.
Городские власти мобилизовали дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в милицейские участки брошенных детей. В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей, найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу.
Здесь находился медицинский персонал, который проводил «сортировку». Тех, кто ещё не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали ещё 8 000 душ, в основном дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей.
По прибытии в эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие рвы.»
Общее число прямых жертв голода 1932–1933 гг. может быть оценено в 6,5–7 млн. человек (в том числе до 4 млн.- в Украинской ССР). Эта оценка практически совпадает с оценкой убыли населения СССР за 1933 г., если мы учтем умерших от голода летом – осенью 1932 г.
В 1933 г. в частном разговоре Н. И. Бухарин вынужденно признал: «Даже 1919 год несравним с тем, что случилось между 1930 и 1932 годами. В 1919 году мы сражались за нашу жизнь. Мы казнили людей, но в это время мы рисковали и своими жизнями. В последующие периоды, однако, мы проводили массовое уничтожение абсолютно беззащитных людей вместе с их женами и детьми».
Прямые жертвы большевистской власти в результате коллективизации и как результата голода (1930–1933 гг.) примерно распределяются следующим образом:
I. Погибшие в результате подавления антиколхозных восстаний 1930–1932 и внесудебных репрессий во время коллективизации не менее 100 тыс.
II. Погибшие в результате искусственного голода 1932–1933 гг., организованного Политбюро ЦК ВКП(б) во второй половине 1932 и зимой 1933 с целью ослабления сопротивления коллективизации на Дону, Кубани, в Украине, в Казахстане, Поволжье и Западной Сибири 6,5 млн.
III. Погибшие в 1930–1940 спецпереселенцы (умершие в результате нецивилизованных условий быта и труда, созданных властью в местах спецпоселений и погибшие в побегах) 1,8–2,1 млн.
IV. Расстрелянные ОГПУ–НКВД по обвинениям в «контрреволюционных преступлениях» в 1930–1933 гг. — 35.734 чел.
ИТОГО (округленно) 8 млн. 450 тыс. человек
Встречаются и более высокие оценки. Например, известный русский экономист и деятель вологодского кооперативного движения С.С. Маслов в эмиграции демографические последствия коллективизации оценивал так. В 1929 г. в СССР существовали 25,8 млн. крестьянских дворов, а в 1935 г. – 20,9 млн. Убыль составила 4,9 млн. дворов с населением 24 млн.
человек. В 1929–1935 гг. городское население увеличилось за счет миграции из деревни на 12 млн. «Куда девались еще 12 млн. человек?» – вопрошал Маслов. Речь идет о гуманитарной катастрофе вполне сравнимой с Холокостом, но имеющей социальную, а не национальную окраску.
Именно поэтому, в свою очередь, власть в Российской Федерации решительно не заинтересована в объективных оценках коллективизации и голода в годы первой пятилетки, равно как и в увековечивании памяти миллионов погибших крестьян.
Подобные действия сделали бы вновь актуальным вопрос о юридической и морально-нравственной оценке политических мероприятий Коммунистической партии. Признание сталинской государственной политики в 1929–1933 гг.
актом стратоцида – массовым уничтожением собственного населения по социальному признаку – вступило бы в резкое противоречие с ложной исторической памятью, укорененной в российском общественном сознании, и с попытками выстроить современную российскую государственность на признании ценности и позитивного характера советского периода.
«Коллективизация была шагом вперед. Жестоким, кровавым, но в определенном смысле закономерным»
Историк Михаил Безнин — о «годе великого перелома» и его последствиях
90 лет назад, 20 октября 1929 года, ЦК ВКП(б) официально провозгласил сплошную коллективизацию сельского хозяйства.
31 октября о ее начале объявила газета «Правда», а фактический старт сплошной коллективизации был дан статьей «Год великого перелома» за авторством Иосифа Сталина, опубликованной в той же «Правде» 7 ноября на 12-ю годовщину «Великого Октября».
В ней генсек утверждал, что началось «массовое колхозное движение» и случился «коренной перелом в недрах самого крестьянства» в пользу колхозов. Отныне хлеб страна должна была получать стабильно, а семейства ряда зажиточных крестьян оказались лишними в новой деревне и подлежали высылке из нее.
О том, почему коллективизация одновременно и трагедия, и вынужденный ход властей, была ли деревня 20-х неким образцом аграрного хозяйства и стали ли кулаки реальными врагами советской власти, в интервью «Реальному времени» рассказал доктор исторических наук, автор ряда трудов по аграрной истории страны Михаил Безнин.
— Михаил Алексеевич, все чаще доводится видеть в научной литературе и публикациях вывод о том, что коллективизация была необходима.
Что страна должна была получать достаточное количество хлеба, так как военная угроза никуда не исчезла, а, напротив, нарастала, и кроме того, проданный хлеб должен был приносить валюту, необходимую для индустриализации. Вы согласны с этим мнением?
— Сейчас имеются разные точки зрения на этот вопрос. Но я вижу такую картину: из мира аграрного общества в свое время начали выходить разные цивилизационные образования, и стало возникать общество, которое я называю капитализированным.
Ранее большая часть населения сидела на земле, на своем небольшом участке, и в основном производила для себя.
Конечно, что-то из продуктов этого производства через различные внеэкономические методы удавалось изымать и представителям политической власти — в России это были барщина и оброк, позже что-то из продовольствия уходило и слою городских ремесленников (еще позже — владельцев мануфактур) в обмен на их продукцию, необходимую сельскому хозяйству. Новое общество становилось товарным, основной продукт производился для продажи, но я это общество называю капитализированным, потому что базировалось оно уже не на труде, а на капитале.
Разные страны мира по-разному выходили из аграрного общества, и наиболее господствующей теорией нового общества стала теория первоначального накопления капитала, когда мелкий собственник экспроприируется и идет концентрация капитала, в результате которой образуется товарно-индустриальное производство. Есть другие точки зрения на появление нового капиталистического общества — ученые говорили, что оно образовывалось через хозяйственность, бережливость и укрупнение капитала.
Я придерживаюсь первой точки зрения и считаю, что Россия пошла путем первоначального накопления капитала в его классическом жестком варианте. И главным его периодом был период коллективизации.
До коллективизации 4/5 населения страны сидело в деревне, в России было 25 миллионов крестьянских хозяйств, занимавшихся трудом, ориентированным на себя и на какой-то товарный обмен, который государство пыталось увеличить разными способами.
Но товарообмен не всегда удавался, и в начале 30-х, ради первоначального накопления капитала, власти отняли у каждой семьи больше двух десятин земли, отняли скот, ради товарности организовали колхозно-совхозные предприятия, а значительную часть населения различными методами переместили в промышленность.
Так что с точки зрения теории первоначального накопления капитала в коллективизации есть логика и закономерность и тут не было какого-то российского уникального пути. Просто мы прошли тот же путь в XX веке, в отличие от Англии и других стран, прошедших его в более раннее время.
Конечно, в Советском Союзе была своя большая специфика — страна была многонациональной, с коммунистической идеологией, которая обеспечивала управление обществом. Любой правитель всегда объясняет обществу то, что он делает, даже китайские императоры управляли народом не только силой, но и идеологически.
Так и в СССР: была коммунистическая пропаганда, но осуществлялось преобразование аграрного общества в госкапиталистическую систему.
Фото little-histories.org С точки зрения теории первоначального накопления капитала в коллективизации есть логика и закономерность и тут не было какого-то российского уникального пути. Просто мы прошли тот же путь в XX веке, в отличие от Англии и других стран, прошедших его в более раннее время
— Пропаганда утверждала, что колхозы — это шаг вперед. Это действительно было так?
— Коллективизация была шагом вперед, если мы говорим о переходе к более современному типу хозяйственного устройства. Да, этот шаг был жестокий, кровавый, как и при многих других преобразованиях, но в определенном смысле закономерный.
«Было ли у России время для «бухаринской альтернативы»?»
— Можно ли было осуществить этот шаг вперед через «бухаринскую альтернативу», включавшую в себя товарную кооперацию крестьян и государства? Или в кооперации было много и плюсов, и минусов?
— Плюсы и минусы — это своего рода моральные оценки, а не категории исторической науки. Вот, скажем, Гай Юлий Цезарь — это деятель с каким знаком, плюс или минус? Цезарь был историческим деятелем, который проводил преобразования в Древнем Риме, и для каких-то слоев они были плюсом, для других — минусом.
Да, была альтернатива от Бухарина, о кооперации говорил Ленин и именно его идеи были заложены в бухаринскую концепцию, а в среде ученых эту идею больше всего пропагандировал Чаянов (Александр Чаянов, российский и советский экономист, основатель междисциплинарного крестьяноведения, — прим. ред.). Такой путь должен был быть более мягким и длительным, он предполагал накопление капитала в легкой промышленности, затем массовое производство и производство средств в тяжелой промышленности.
Но было ли у тогдашней России для этого достаточно времени? Прошли ли бы мы этим путем до 1941 года хоть в какой-то степени, были бы мы готовы к войне так же, как с проведенной коллективизацией, или утратили бы независимость? Это все из области сослагательного наклонения, и я как историк этим не занимаюсь. Это уже футурология или что-то подобное.
— Получается, кризис хлебозаготовок (малое количество зерна, сданное крестьянами государству, породило нехватку хлеба, — прим. ред.), приведший к коллективизации, четко показал, что без колхозов страна не будет с хлебом?
— Верно. В конце 20-х годов власти сделали попытку решить проблему нехватки хлеба за счет контрактации, то есть путем заранее оговоренных с индивидуальными хозяйствами поставок определенных объемов зерна, что позволило бы создать города и заводы и оторвать рабочую силу от деревни. Но с помощью этого метода ничего не получилось, поэтому, что называется, «тюкнули топором».
Фото zeir.ru В конце 20-х годов власти сделали попытку решить проблему нехватки хлеба за счет контрактации, то есть путем заранее оговоренных с индивидуальными хозяйствами поставок определенных объемов зерна, что позволило бы создать города и заводы и оторвать рабочую силу от деревни. Но с помощью этого метода ничего не получилось, поэтому, что называется, «тюкнули топором»
«Сталин осознавал, что госпоставки хлеба — это что-то типа оброка, а нормы выработки — вроде барщины»
— Насколько верно, что вождь государства рабочих и крестьян Иосиф Сталин недолюбливал крестьянство, относился к нему с недоверием, что стало еще одним фактором, подтолкнувшим его к коллективизации деревни, которую [деревню] сложно было назвать идеологически верной?
— Я думаю, что наверху сидели прагматики, и насколько они были верны коммунистической идеологии, это большой вопрос. В личном потреблении, в каких-то элементах нероскошной жизни они, может, и соответствовали коммунистическому духу, но прозаически руководители страны понимали, что к чему. Тот же Сталин, когда у него спрашивали: «Что такое колхозы?», отвечал: «Это что-то вроде поместья».
Сталин точно осознавал, что госпоставки хлеба — это нечто, похожее на прежний оброк, а нормы выработки, установленные в колхозах — это что-то вроде бесплатной отработки, то есть барщины.
И тем не менее власти пошли по сути на восстановление повинностной системы — прежде всего ради рывка в первоначальном накоплении капитала, то есть в отделении производителя от средств производства и выталкивании части крестьян в город ради концентрации ресурсов для тяжелой промышленности.
Да, все это шло в спорах руководства страны, но споры выработали путь, который сработал на преобразование общества.
— И благодаря коллективизации страна победила в войне?
— Коллективизация была прежде всего возможностью создать капитализированную систему, и эта система заработала.
Переход от аграрного к преимущественно индустриальному, городскому капитализированному обществу окончательно происходит в конце 50-х — 60-е годов, в это время история аграрного общества завершается, и уже в 60-е мы видим, что большинство населения живет в городе, потребляет одежду, ткани, мебель.
А если сравнивать конец 20-х годов и конец уже 80-х, то это вообще два разных общества: в первом лишь 20 процентов населения жило в городах, а через 60 лет — уже почти 80. Соотношение промышленного и аграрного производства тоже перевернулось в пользу промышленности.
Фото burckina-new.livejournal.com Коллективизация была прежде всего возможностью создать капитализированную систему, и эта система заработала
«Новому времени нужен был не домохозяин, а специализированный работник звеньев и бригад»
— Вернемся в 20-е годы. Какой была тогда деревня? Многие писатели-деревенщики видят в ней прямо какую-то идеальную жизнь, а как она выглядит с точки зрения историка?
— Сейчас 20-е годы выглядят как конец аграрного общества, как конец крестьянской эпохи.
Да, в ходе революции и нажима со стороны крестьянства большевики были вынуждены удовлетворить их чаяния, и в 20-е годы, особенно после перехода к НЭПу, когда крестьянам разрешили нанимать работников, торговать, все это вылилось в некую крестьянскую идиллию.
Но страна росла, земледелие мельчало, а семьи-то все-таки увеличивались, и землю надо было делить и делить, что привело ко все большему и большему малоземелью. Получается, что сельское хозяйство уже надо было интенсифицировать, и в 20-е годы пошла кооперативная эпопея.
Кооперативов было создано тысячи: многие из них занимались переработкой продукции, ее заготовкой и так далее, но вписывался ли такой подход в жизнь страны. Богатый мужичок не вписывался в идеологию, а поведение крестьян не вписывалось в желание властей построить индустрию, создать армию и так далее.
И если обратиться к Чаянову, идеологу отечественной кооперации, описавшему закономерности существования крестьянского хозяйства, мы увидим, что это хозяйство развивается, ориентируясь на свои потребительские интересы, и когда они удовлетворены, дальше развиваться и прилагать усилия для развития (в частности, для увеличения ненатуральной части своего производства не для себя, а на рынок) — это не крестьянская идеология. Крестьянин доходит до какого-то предела в своих интересах, и все. А такое крестьянство было обречено с точки зрения того, что мы называем прогрессом, то есть с точки зрения перехода к индустрии и так далее. Прогресс и крестьянство 20-х годов были несовместимы.
— А какими были те же кулаки и середняки? В советское время тех же кулаков рисовали врагами власти, желавшими ее свержения иностранными державами, а в постсоветское, напротив, крепкими хозяевами, солью земли.
— Как и все категории людей, кулаки были разными. Те, кто как-то пострадал от властей в 20-е годы, те ждали войны и, конечно же, хотели бы, чтобы порядки изменились с помощью внешней силы.
Когда же уже многие крестьяне подверглись раскрестьяниванию (а все-таки крестьянство воспроизводилось тысячу лет), это было личной и семейной трагедией, потому что большинство крестьян действительно были крепкие хозяйственники, и можно сказать, что это был цвет крестьянского состояния.
Но в новой системе нужен был другой крестьянин — специализированный работник звеньев, бригад и так далее, а не домохозяин, у которого и семья в распоряжении, и собственная пара рук, и сыновья — домохозяин был опорой старого крестьянства. В силу того, что домохозяева были не нужны, они больше всех и пострадали в ходе коллективизации. Они жаждали возвращения в родные места и думали, если хотите, антисоветски.
— Неужели в реализации коллективизации нельзя было обойтись без жестких методов — преступной по содержанию конфискации имущества и выселения семей в необжитые места?
— В реализации этой политики такие меры, наверное, были необходимы. А с точки зрения морали и отношения к людям это были жестокие, часто нечеловечные методы. Но то же самое было и в английском раскрестьянивании — крестьян ловили по дорогам и казнили.
Бесспорно, при коллективизации страдали тысячи и миллионы людей, это было тяжелейшее время для миллионов семей, и такая трагедия, возможно, коснулась каждого из нас — у меня, к примеру, дед был середняком, и хотя его не выселили, многое из имущества у него отобрали, конфисковали.
Это было время тяжелой экономической и социальной ломки.
— Сталин несет ответственность именно за жестокие методы по отношению к раскулачиваемым?
— Мораль для историка — это несколько другой ракурс. Конечно, были расправы, жестокости, но вставать и говорить, что все было зря и бесполезно, тоже нельзя.
Раскулачивание крестьян в селе Удачное Донецкой области, 1931 год. Фото meduza.io В новой системе нужен был другой крестьянин — специализированный работник звеньев, бригад и так далее, а не домохозяин, у которого и семья в распоряжении, и собственная пара рук, и сыновья — домохозяин был опорой старого крестьянства. В силу того, что домохозяева были не нужны, они больше всех и пострадали в ходе коллективизации
«В 90-е мы разрушили госкапитализм и перешли на частный путь»
— Вы согласитесь с вашим коллегой Виктором Кондрашиным, что давать однозначную оценку коллективизации пока рано?
— Соглашусь. Наука — это соревнование взглядов, в ней нет абсолютной истины, и если какой-то ученый претендует на абсолютную истину, ему нужно с наукой завязывать и идти в храм — там есть истина под названием «вера». Мы спорим, и это нормально.
Вот к примеру, приезжал к нам недавно тот же Кондрашин, и мы спорили с ним о Голодоморе, и это нормально — у нас разные головы и на процессы мы смотрим по-разному.
Какая может быть объективная позиция по коллективизации? Она может быть только у объекта, а мы все субъекты исследования. Я считаю, что социализма в коллективизации не было.
Как я сказал, это было первоначальное накопление капитала, и в деревне было не социалистическое строительство, а госкапиталистическое.
— А что вы думаете о Голодоморе? На Украине считают, что это был искусственно созданный голод с целью уничтожения украинской нации.
— Я не думаю, что Голодомор мог быть совсем уж искусственным, чтобы сломить в деревне какое-то сопротивление коллективизации.
Был Голодомор? Был, но эта гибель людей была следствием слишком большого количества произведенных хлебозаготовок.
Это была трагедия, но говорить, что она была спланирована, задумана, чтобы переломить общество через колено… Я сомневаюсь, потому что источники мне об этом не говорят.
— Что вообще показала наша история спустя 90 лет после начала «Великого перелома»?
— Последующая история показала, что нам очень трудно перешагнуть через частнокапиталистический путь. Вот в 90-е годы мы разрушили госкапитализм и перешли на частный путь.
Что это было? Результат отклонения от пути или все было закономерно и не может быть развития без стадии частного капитализма, прерванной в 1917 году? Это большой вопрос и на него ответит только жизнь.
А воздействие коллективизации, конечно, есть до сих пор — прежде всего в сфере нашего мировоззрения: мы до сих пор ее помним.
Михаил Безнин — проректор по научной работе Вологодского государственного университета, заведующий кафедрой отечественной истории, доктор исторических наук, профессор.
ОбществоИстория
Коллективизация сельского хозяйства
Административнокомандная система управления была распространена в годы первой пятилетки и на аграрный сектор. Отказавшись от методов нэпа, государство приступило к принудительному изъятию зерна у крестьян.С осени 1928 г.
государственные заготовки превратились из добровольных (объем которых регулировался экономическими рычагами) во внеэкономическое изъятие произведенного продукта. За сокрытие хлебных излишков кулаков и часть середняков привлекли к суду, хлеб конфисковали, причем одну четверть его отдали деревенской бедноте.
Возрождался общинный принцип круговой поруки — крестьянам самим предоставлялось право распределять хлебозаготовки между отдельными хозяйствами. При этом заготовительные цены на зерно оставались на уровне середины 20х гг., а цены на промышленную продукцию выросли.
Такие меры, как волевое вмешательство в систему ценообразования, запрещение продажи машин и сельскохозяйственных орудий индивидуальным крестьянским хозяйствам, ограничение деятельности снабженческосбытовых кооперативов объявлялись временными, направленными на ликвидацию хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 гг. Однако они не принесли желаемого результата.
Кризис в заготовках хлеба, напряженные экономические отношения с деревней сохранились и в следующем сельскохозяйственном году.На XVI конференции ВКП (б) в качестве способа подъема сельского хозяйства была определена организация «крупного социалистического земледелия» — колхозов и совхозов, а летом 1929 г.
был провозглашен лозунг сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Чтобы взять хлеб у крестьянинаединоличника, нужно было воссоздать продотряды времен Гражданской войны. Наиболее удобной формой изъятия зерна в деревне были колхозы. Там хлеб сразу засыпался в общий амбар, и его вывоз уже не вызывал сопротивления.
«Теоретическим обоснованием» форсированной коллективизации явилась статья И.В. Сталина «Год великого перелома», опубликованная 2 ноября 1929 г. в газете «Правда». В ней утверждалось, что в колхозы якобы пошли основные — середняцкие — массы крестьянства, что в социалистическом преобразовании сельского хозяйства уже одержана «решающая победа».
На самом же деле в колхозах состояло 67% крестьянских хозяйств.5 января 1930 г. Политбюро утвердило проект постановления ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», а 30 января — постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».
В этих документах признавалось необходимым отменить аренду земли, запретить применение наемного труда, конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные постройки.Внутриклассовая дифференциация деревни рассматривалась специальной комиссией СНК СССР, которая подготовила и опубликовала в 1927 и 1929 гг. два доклада.
Социальный состав советской деревни согласно выводам комиссии был следующим: сельскохозяйственные рабочие — 10,8%, бедняки — 22,1%, середняки — 62,7%, кулаки — 3,9%, то есть из 25 млн хозяйств около 1 млн были кулацкими. Цифра не маленькая, если не принимать в расчет качественные характеристики тех, кого в те годы относили к кулачеству.В конце 20х гг.
на одно кулацкое хозяйство в среднем приходилось 1,7 коровы и 1,6 головы рабочего скота. По этим показателям кулаки стояли ненамного выше середняков (1,2 головы рабочего скота и столько же коров). Очевидно, что кулаки дореволюционные и кулаки «советские» отличались друг от друга весьма значительно.
До революции это были в массе своей крупные барышникиперекупщики, которые, сделав капитал на финансовых спекуляциях, скупали землю и хлеб, занимались ростовщичеством, эксплуатировали труд безземельных крестьян. Национализация земли и деятельность комбедов в корне подорвали источники их существования. В пользовании кулаков осталось лишь 5,5% земельных угодийСтатистика не подтверждает и представления о кулаке, как о беспощадном эксплуататоре наемной рабочей силы. Число наемных работников в деревне во второй половине 20х гг. неуклонно сокращалось.
Если в 1926-1927 гг. в индивидуальных крестьянских хозяйствах по найму трудились 1 млн 45 тыс. работников, то в 1929-1930 гг. их осталось 420,1 тыс. Причем нанимались они не только к кулакам; более 75% батраков работали у середняков, а 9% — даже в бедняцких хозяйствах.
При этом отношения между батраком и нанимателем были принципиально иными, чем до революции, ибо регулировались государством. В соответствии с принятым в декабре 1928 г.
ЦИК СССР законом «Общие начала землепользования и землеустройства» наемный труд допускался при условии, что трудоспособные члены крестьянской семьи принимают участие в работе своего хозяйства, а наемный труд имеет лишь подсобное значение.
Наниматель был обязан при найме заключить с работником письменный трудовой договор. Надзор за соблюдением этого закона вели сельские советы и инспекции труда.
В ходе коллективизации было раскулачено, по данным различных авторов, от 4 до 10 млн человек, большую часть которых составили крестьянесередняки.
Стоимость конфискованного имущества хозяйств, раскулаченных в первый год коллективизации, была в среднем 1250 рублей, что равнялось годовому заработку квалифицированного рабочего.Раскулачивание прежде всего должно было дать материальную базу создаваемым колхозам. С конца 1929 г. до середины 1930 г.
было раскулачено свыше 320 тыс. крестьянских хозяйств. Их имущество стоимостью более 175 млн рублей было передано в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов батраков и бедноты. Это имущество составило более 34% общей стоимости колхозного неделимого имущества.
Под сильнейшим нажимом сверху уровень коллективизации стремительно повышался, к началу марта в колхозах числилось около 60% крестьянских хозяйств. Не осталось в стороне и местное руководство. Оно увидело возможность за счет крестьянства сделать карьеру, укрепить свое положение, отличиться в глазах центра.
Свою лепту в процесс коллективизации внес и рабочий класс. Отобранные по принципу политической преданности рабочиедвадцатипятитысячники, направляемые на руководящие должности в коллективные хозяйства, стали проводниками сталинской политики на местах. Более 27 тыс.
рабочих промышленных центров, главным образом коммунистов и комсомольцев, было направлено в начале 1930 г. на хозяйственноорганизационную работу в деревню.Разъяснительная и организаторская работа подменялась грубым нажимом, угрозами, демагогическими обещаниями.
Раскулачивать стали не только кулаков, но и середняков, не хотевших вступать в колхозы. Число раскулаченных во многих районах достигло 1015% крестьянских хозяйств, число «лишенцев» (лишенных избирательных прав) — 1520%. Грубейший произвол допускался при обобществлении средств производства.
Товарищества по совместной обработке земли (ТОЗ) в административном порядке переводились на уставы артелей и коммун. В артелях добивались максимального обобществления — включая единственную корову, мелкий скот, птицу.
В стране создавалась чрезвычайно острая политическая ситуация. Результатом нажима явилось массовое недовольство и открытые протесты крестьян, вплоть до вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 г. их было зарегистрировано более 2 тысяч.
Массовый характер приобрел забой скота. Зимой 1929— 1930 гг. количество сельскохозяйственных животных уменьшилось значительнее, чем за все годы Гражданской войны. Поголовье крупного рогатого скота за 1929—1932 гг. сократилось на 1/3, лошадей на 1/3, свиней — в 2 раза, овец и коз — в 2,5 раза.К концу февраля 1930 г.
обстановка накалилась до предела. Опасаясь массовой вооруженной борьбы, И.В. Сталин решил отмежеваться от так называемых «перегибов» и возложить ответственность за них на местные партийные организации. С этой целью в марте 1930 г. газета «Правда» печатает статью И.В.
Сталина «Головокружение от успехов», а ЦК ВКП(б) принимает постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении».Созданные силой колхозы очень скоро стали распадаться. Если в марте они объединяли 60% крестьянских хозяйств, то в августе — около 22%.
Отлив из колхозов мог быть и значительно большим, если бы крестьяне накануне вступления в колхоз не порезали скот и могли бы вернуть свою землю, которую забрать у колхозов было очень трудно.
Отступление в марте было тактическим ходом, ослабившим напряжение в деревне. Осенью началась новая волна коллективизации, к 1932 г.
охватившей 61,5% крестьянских хозяйств. Отбросив в сторону «либерализм», руководство страны перешло к усмирению крестьянства силой. Основными методами хлебозаготовок стали обыски, массовые аресты, выселение целых деревень, расстрелы.
Для руководства раскулачиванием в марте 1931 г. была образована специальная комиссия во главе с заместителем председателя СНК СССР А.А. Андреевым. По существу эта комиссия занималась распределением по стране так называемых «спецпереселенцев» на основании заявок хозяйственных организаций. Крестьянство стало основным поставщиком бесплатной рабочей силы для сталинских проектов преобразования экономики. Система рабского труда опиралась в первую очередь на эксплуатацию сельских жителей, поставленных в результате насильственной коллективизации в бесправное положение. Введенная в 1932 г. паспортная система предотвращала бегство крестьян из колхозов. Созданные в совхозах и на машиннотракторных станциях (МТС) политотделы, ставшие реальными органами власти в деревне, следили за проведением «партийной линии».И.В. Сталин требовал выполнения хлебозаготовок любой ценой. В 1932 г. был принят закон об охране социалистической собственности, в котором за хищение колхозного имущества предусматривался расстрел (при смягчающих обстоятельствах — лишение свободы на срок не менее 10 лет) с конфискацией имущества. Амнистия по таким делам запрещалась.Хлеб из основных зерновых районов вывозился полностью, включая семенные фонды. Ежегодно стало заготавливаться 200300 млн центнеров вместо 80—100 в период преобладания индивидуальных крестьянских хозяйств. В результате изъятия хлеба в стране начался массовый голод, унесший в 19321933 гг. около 5 млн человеческих жизней. Пострадали прежде всего Северный Кавказ, Поволжье, Украина, Казахстан.Отличие голода 30х гг. от голода начала 20х заключалось не только в большем числе жертв, но и в том, что сам факт голода в официальной пропаганде отрицался. Серьезных мер по его преодолению принято не было. Если в 20е гг. советское правительство разрешило общественным деятелям обратиться за помощью к Западу, то в голодные 30е гг. хлеб вывозился из СССР за границу. В 1928 г. экспорт зерна составил около 1 млн центнеров; в 1929 г. 13; в 1930 г. 48,3; в 1932 г. 18,1; в 1934 г. — 51,8 млн центнеров.В январе 1933 г. было принято постановление об обязательных поставках колхозной продукции государству, что дало возможность даже в самом голодном 1933 г. экспортировать около 10 млн центнеров зерна. До сих пор существует легенда, что экспорт зерна дал возможность успешно провести индустриализацию. В 1931 г. около одной трети, а в 1932 г. около половины всего мирового экспорта машин приобретал Советский Союз. На самом деле проданное в первой пятилетке зерно дало всего 444,5 млн рублей. Для сравнения — экспорт пушнины обеспечил за тот же период 300 млн рублей. Сопоставляя выручку за хлеб с суммой капиталовложений в промышленность, транспорт и строительство — 41,6 млрд рублей, можно убедиться, что хлебная продажа не сыграла определяющей роли в индустриализации.Платой за «великий перелом» в деревне стало падение уровня сельскохозяйственного производства, ухудшение основных показателей за годы первой пятилетки.Конечно, без технической реконструкции сельскохозяйственного производства, без подъема общей культуры деревни обойтись было нельзя. Труд на мелких клочках земли с помощью примитивных орудий сдерживал общее экономическое развитие страны. Со временем мелкотоварное крестьянское хозяйство Должно было измениться. Но это могло происходить естественным, добровольным путем (при экономической заинтересованности крестьянства). А коллективизация в принудительной форме означала попытку проигнорировать экономические законы интересы производителей, превратила насилие в норму.Жестокое бесчеловечное раскулачивание было преступлением не только против крестьян, но и против всего народа. Произвол остался безнаказанным, и это открыло «зеленую улицу» всем последующим репрессиям. Пользуйтесь Поиском по сайту. Найдётся Всё по истории.